Прихватив стамеску и бечевку, они полетели обратно в Серную варницу. Обвязав одним концом бечевки трубу, мальчик опустил в глубокое отверстие дымохода другой ее конец и соскользнул по нему вниз. Поздоровавшись с Батаки, который принялся горячо и учтиво благодарить его за помощь, мальчик начал стамеской пробивать в стене дырку.
Стены у Серной варницы были не из толстых, при каждом ударе мальчик отбивал всего одну щепочку, такую маленькую и тонкую, что любая крыса могла бы запросто перекусить ее передними зубами. Было ясно, что ему придется работать всю ночь напролет, а может, и еще дольше, прежде чем удастся выдолбить дыру, через которую ворон сможет выбраться из лачуги.
Батаки так жаждал вылететь на волю, что не в силах был заснуть. И все время, пока мальчик работал, он стоял рядом. Вначале Нильс трудился очень рьяно, но вскоре удары стамески стали раздаваться все реже и реже, а потом и вовсе смолкли.
— Ты, верно, устал, — сказал ворон, — и уже не можешь больше работать?
— Нет, я не устал, — ответил мальчик, снова взяв в руки стамеску, — но я так давно не спал ночью по-настоящему. Уж и не знаю, как мне продержаться, чтобы не заснуть.
Работа опять закипела, но ненадолго — удары стамески снова становились все реже и реже. Ворону пришлось опять разбудить мальчика. Что делать? Наверно, чтоб заставить Нильса бодрствовать, надо придумать что-нибудь любопытное. А не то придется ворону оставаться в Серной варнице не только нынешней ночью, но и весь завтрашний день.
— Может, работа будет лучше спориться, если я расскажу тебе одну историю? — спросил он.
— Да, пожалуй, — согласился, зевая, Нильс. Ему снова так захотелось спать, что он едва не выронил из рук стамеску.
— Надо тебе сказать, Малыш-Коротыш, — начал Батаки, — что живу я на свете уже много-много лет. Доводилось мне и с добром, и со злом встречаться и не раз томиться в неволе. Вот я и научился не только понимать язык людей, но и набрался у них мудрости. Смею тебя уверить, что в этом краю не найдется ни одной птицы, которая бы так хорошо знала твоих сородичей, как я.
Много лет я просидел в клетке у одного горного мастера здесь, в Фалуне, и услыхал в его доме то, что расскажу тебе сейчас.
В давние-предавние времена жил тут в Далекарлии великан, и было у него две дочери. Вот состарился великан и почувствовал, что смерть близка; и решил он поделить между дочерьми свои владения. А самое большое его богатство составляли медные горы.
Призвал он к себе дочерей и говорит:
— Хочу оставить вам наследство, но поклянитесь, что, если какой-нибудь чужак отыщет ваши медные горы, вы убьете его. Убьете раньше, чем он успеет показать их кому-либо другому.
Старшая из дочерей великана, грубая и жестокая, ничуть не колеблясь, поклялась выполнить последнюю волю отца.
Другая же была мягче нравом, и отец увидел, что она призадумалась, прежде чем дать клятву. Потому-то и оставил он ей лишь третью часть своих владений. Старшей же досталось вдвое больше.
— Знаю, что на тебя можно положиться как на настоящего мужчину, — сказал великан старшей дочери. — Получай поэтому львиную долю наследства — долю брата.
Вскоре умер старый великан, а обе дочери свято следовали его завету. Не раз случалось какому-нибудь бедному дровосеку или охотнику наткнуться невзначай на медную руду: ведь во многих местах она залегала совсем неглубоко! Но стоило тому дровосеку или охотнику добраться до дому и поведать кому-нибудь, что он нашел, как с ним тотчас же приключалась беда: то высохшая сосна на него обрушивалась, то лавина с горы на беднягу скатывалась. И ни разу не удалось этим несчастным показать кому-нибудь, где в этой дикой безлюдной глухомани скрыт бесценный клад.
В те времена был такой обычай: крестьяне отсылали летом скотину на пастбище, далеко в лесную чащу. Вместе со стадом шли девушки-пастушки: они доили коров, варили сыр и сбивали масло. А чтобы у них было пристанище в дремучей глуши, крестьяне, выбрав подходящее местечко, рубили и корчевали деревья и строили маленькие пастушьи хижины. Называлось все это летним пастбищем или летним выгоном.
И вот случилось так, что один крестьянин — а жил он близ реки Дальэльвен в приходе Турсонг — выстроил пастушьи хижины возле озера Рунн. А земля там была такая каменистая, что никто и не пытался ее возделывать. Однажды осенью отправился крестьянин на пастбище с двумя вьючными лошадьми — надо было пригнать домой скотину да перевезти бочонки с маслом и круги сыра. Стал он скотину пересчитывать, глядь, а у одного козла рога совсем рыжие.
— Отчего это у козла Коре такие рыжие рога? — спросил крестьянин пастушку.
— Откуда мне знать, — отвечала она. — Он каждый вечер возвращается домой с такими рогами. Наверно, считает, что так красивее!
— Ну и ну! — воскликнул крестьянин.
— Он с норовом, этот козел! Только я почищу ему рога, он тут же опять скачет в горы. А как вернется, рога у него снова рыжие, — продолжала свой рассказ пастушка.
— Очисть-ка ему рога еще разок, — велел крестьянин, — а я погляжу, что он станет делать!
Только очистили козлу рога, он тотчас поскакал в лес, а крестьянин пошел следом за ним. Догнал он козла и видит: тот рогами о какие-то рыже-бурые камни трется.
Поднял крестьянин камни, попробовал на вкус, понюхал. И понял, что наткнулся на медную жилу.
Стоит он в раздумье и вдруг видит: прямо на него с крутого косогора каменная глыба валится! Крестьянин успел отскочить в сторону и спасся; но козел Коре угодил прямо под глыбу и был убит наповал. Глянул крестьянин вверх и видит: стоит на откосе огромная, могучая великанша и собирается другую глыбу прямо на него скатить.