Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дик - Страница 152

152

Оса направилась прямо в контору, где управляющий имел обыкновение сидеть за работой допоздна. Когда она вошла в прихожую, дверь распахнулась, и перед ней на пороге предстал сам управляющий; он был в шляпе, с тростью в руках — собрался уже идти домой обедать.

— Кого тебе? — спросил он, увидев маленькую девочку, закутанную в черный шелковый платок, со свернутым в трубочку носовым платком в руке.

— Мне нужно поговорить с самим управляющим! — торжественно ответила Оса.

— Ну что ж, тогда входи! — пригласил ее управляющий и вернулся в контору. Дверь он оставил открытой, так как не думал, что девочка надолго задержит его. Те, кто сопровождал Осу-пастушку, теперь столпились в прихожей и на крыльце и могли слышать все, о чем говорилось в конторе.

Войдя туда, Оса выпрямилась, сдвинула на затылок головной платок и подняла на управляющего свои доверчивые глаза. Взгляд их был так серьезен, что от него щемило сердце.

— Так вот, малыш-то Матс помер! — сказала она. Голос ее задрожал, и она не смогла больше говорить.

Тут управляющий понял, кто она.

— Так ты и есть та девочка, которая собирается устроить богатые похороны? — доброжелательно сказал он. — И думать забудь об этом, дитя мое! Похороны обойдутся тебе слишком дорого. Узнай я раньше, я бы сразу это пресек.

Лицо девочки дрогнуло, и управляющий решил, что она вот-вот заплачет. Но, пересилив слезы, она сказала:

— Позвольте спросить, могу ли я рассказать вам о малыше Матсе?

— Я уже слышал вашу историю, — как всегда спокойно и приветливо ответил управляющий. — Ты не думай, мне жаль тебя. Но я желаю тебе только добра!

Тут Оса-пастушка, еще больше выпрямившись, сказала громким, звонким голосом:

— Малышу Матсу едва минуло девять лет, когда мы потеряли отца, а потом мать, и он должен был заботиться обо всем сам, как взрослый. Но он считал, что нехорошо выпрашивать даже кусочек хлеба! Он всегда хотел сам платить за себя. Он говорил, что мужчине не пристало побираться. Он ходил по дворам, скупал яйца и масло и заключал торговые сделки, как заправский купец. Он никогда не тратил зря деньги, он не прятал ни одной монетки, а всегда все отдавал мне. Даже когда малыш Матс пас гусей, он брал с собой в поле еще и другую работу и был так же прилежен, как какой-нибудь старый человек. Крестьяне в Сконе пересылали с Матсом большие деньги, когда он ходил по усадьбам. Они знали, что могут положиться на него как на самих себя. И несправедливо говорить, будто малыш Матс был еще ребенком. Немного найдется взрослых, которые бы…

Управляющий стоял, глядя себе под ноги; на его лице не дрогнул ни единый мускул. И Оса замолчала, увидев, что слова ее пропали даром. У себя в лачуге ей думалось, что она так много может сказать о маленьком Матсе! А сказала так мало… Как же заставить управляющего понять, что маленький Матс заслужил такие же почетные похороны, как и взрослый?

— Раз я сама хочу заплатить за похороны… — сказала Оса и снова умолкла.

Тут управляющий поднял глаза и посмотрел Осе-пастушке прямо в лицо. Он мерил ее взглядом, он оценивал ее по достоинству, так, как умеют это делать те, во власти которых судьбы многих людей. Он думал о том, сколько ей пришлось пережить, потеряв дом, родителей, сестер и братьев. А ведь она не сломлена и из нее наверняка выйдет прекрасный человек! И тут ему стало страшно: ведь он мог еще увеличить то тяжкое бремя, которое она несет. Его запрет может оказаться той последней каплей, которая переполнит чашу! И девочка согнется. Он понял, каких усилий стоило ей прийти к нему, говорить с ним… Да, видно, она любила своего брата больше всего на свете! И нельзя оскорблять такую любовь…

— Ладно. Делай, как знаешь! — сказал управляющий.

XLV СРЕДИ ЛАПЛАНДЦЕВ

После похорон все гости Осы-пастушки ушли, и она осталась одна в маленькой лачуге, принадлежавшей ее отцу. Оса заперла дверь, чтобы никто не мешал ей спокойно думать о брате. Она вспоминала по порядку все, что говорил и делал маленький Матс. Воспоминаний было очень много; ей так и не пришлось лечь спать. Она просидела весь вечер и добрую часть ночи. И чем больше она думала о брате, тем яснее понимала, как тяжело ей будет без него. Под конец, положив голову на столешницу, она горько заплакала.

— Как же мне теперь жить без малыша Матса? — всхлипывала она.

Стояла уже поздняя ночь, а день у Осы-пастушки был утомительный. Не удивительно, что сон сморил ее, лишь только она опустила голову на стол. Не удивительно и то, что ей приснился брат, о котором она как раз думала. Ей почудилось, будто маленький Матс, живой и невредимый, вошел в горницу и сказал:

— Ну, Оса, теперь тебе одной придется разыскивать отца.

— Как это сделать, если я даже не знаю, где его искать, — ответила, как ей показалось, она.

— Не печалься об этом, — быстро и весело, как всегда, ответил маленький Матс. — Я пошлю того, кто поможет тебе.

И в тот самый миг, когда маленький Матс произносил эти слова, раздался явственный стук в дверь лачуги. Оса, не вполне отличая, где сон, а где явь, пошла отворять дверь. «Это наверняка тот, кого обещал прислать мне малыш Матс», — подумала она.

Если бы на пороге стояла сестра Хильма или кто-то из знакомых ей людей, девочка сразу бы поняла, что это — уже не сон. Но к ней постучался малыш-домовой, ростом не более ладони. Хотя стояла глубокая ночь, было светло как днем, и Оса-пастушка увидела, что перед ней — тот самый кроха, которого они с маленьким Матсом не раз встречали во время своих странствий по стране. Тогда она боялась его. Она бы испугалась его и сегодня, если бы по-настоящему проснулась. Но она думала, что ей все еще снится сон, и потому продолжала спокойно стоять у дверей. «Так я и знала, что братец Матс пошлет его, чтобы помочь мне отыскать отца», — подумала она.

152