От пляшущих журавлей веяло каким-то волшебством. И все, кому никогда прежде не доводилось бывать на горе Куллаберг, поняли, почему этот весенний праздник носит название Журавлиные пляски. В них таилось нечто странное, даже дикое, хотя чувства, которые они возбуждали, были сладостные и томительные. Никто и не думал больше о битвах и сражениях. Зато все они — крылатые и бескрылые — жаждали теперь одного: отрешившись от тяжести бренного тела, тянувшего вниз, к земле, подняться в бесконечные выси, вознестись над облаками, поглядеть, что там, над ними.
Такую страстную жажду непостижимого, таинственного животные испытывали лишь раз в году, в тот день, когда они видели великие журавлиные пляски.
Среда, 30 марта
Был первый дождливый день за все время путешествия. Пока дикие гуси оставались в окрестностях озера Вомбшён, стояла прекрасная погода. Но только они отправились в путь, как начался дождь. Промокшему насквозь Нильсу пришлось несколько часов, дрожа от холода, просидеть на спине гусака.
Утром, когда они снялись с места, небо было ясным и спокойным. Дикие гуси не спеша летели высоко в поднебесье, ровно взмахивая крыльями. Возглавляла клин, как всегда, Акка. Остальные гуси двумя косыми рядами тянулись за ней. На этот раз они не тратили время на шутливую перебранку с домашними животными, которых видели внизу на полях и во дворах. Но молча лететь им было тоже невмоготу — и они непрерывно, с каждым взмахом крыльев, издавали обычный призывный клич: «Где ты?» — «Я здесь!» — «Где ты?» — «Я здесь!»
Свою оживленную перекличку гуси прерывали время от времени для того, чтобы показать белому гусаку дорожные знаки, по которым они держали путь на север. Вехами в полете им служили покрытые скудной растительностью холмы горной гряды Линдерёдсосен, помещичья усадьба Увесхольм, колокольня Кристианстада, королевская усадьба Бекаскуг на узком мысу меж озерами Опманнашён и Ивешён, а также крутой обрыв горы Рюсбергет.
Летели они безо всяких происшествий, и когда стали появляться дождевые тучи, мальчик обрадовался — хоть какое-то развлечение. С земли дождевые тучи казались ему раньше серыми и скучными. Лететь же среди них в небе — совсем иное дело. Это — все равно что оказаться среди громадных повозок, разъезжающих по небу с кладью. На одних повозках громоздятся огромные серые мешки, на других — бочки, такие большие, что могли бы вместить целое озеро, на третьих — чаны и бутыли. Но вот будто кто-то невидимый подал заполонившим весь небосвод повозкам знак, и в тот же миг изо всех бутылей, чанов, бочек и мешков хлынули вниз потоки воды.
Шум первого весеннего дождя слился с радостным щебетом мелких пташек; в рощах и на лугах поднялся такой счастливый гам и крик, что дрогнул воздух, а мальчик, сидевший на спине гусака, аж подпрыгнул.
— Вот и дождь! С дождем приходит весна, весна приносит цветы и зеленые листочки, на зеленых листочках и цветах появляются личинки и насекомые, личинки и насекомые кормят нас. А обильный хороший корм — самое лучшее на свете! — пели пташки.
Дикие гуси тоже радовались дождю. Ведь дождь пробудит растения от спячки, пробьет полыньи в ледяной крыше озер. Не в силах сохранять прежнюю серьезность, они веселыми криками оглашали все вокруг.
Пролетая над обширными картофельными полями в окрестностях Кристианстада, оголенными и почерневшими, гуси кричали им:
— Проснитесь, поля, и — за дело! Хватит лентяйничать! Теперь-то есть кому вас разбудить!
Поспешно прятавшихся от дождя людей гуси попрекали:
— Куда спешите? Неужто вы не видите, что с неба падают караваи хлеба и лепешки! Караваи хлеба и лепешки!
Огромная мрачная туча быстро неслась к северу, неотступно следуя за гусями. А те, казалось, вообразили, будто это они тащат ее за собой и, видя внизу большие сады, гордо кричали:
— Мы несем вам подснежники, мы несем вам розы, мы несем яблоневый и вишневый цвет, мы несем горох и бобы, репу и капусту! Кому охота, подставляйте горсть! Кому охота, подставляйте горсть!
Они еще долго так кричали, радуясь первому ливню. Но дождю не видно было конца. Он лил как из ведра и после полудня. Гуси, потеряв терпение, стали кричать жаждущим влаги лесам вокруг озера Ивешён:
— Мало вам, что ли? Мало вам, что ли?
Небо все больше затягивало свинцово-серой пеленой, а солнце спряталось так далеко за тучи, что никто не мог понять, где оно. Дождь все усиливался. Он тяжело барабанил по крыльям гусей, пробираясь сквозь жирные перья к самой коже. Дождевая завеса заслонила землю: озера, горы и леса слились в туманной круговерти, и стало невозможно разглядеть дорожные вехи. Гуси летели все медленнее, веселые крики смолкли. Мальчику стало очень холодно.
Хотя у Нильса было тяжело на сердце, но, мчась верхом в небе, он не терял мужества. Старался он не падать духом и тогда, когда после полудня дикие гуси приземлились под карликовой сосенкой посреди большого болота. Здесь было сыро и холодно, на отдельных кочках еще лежал снег, другие обнаженно торчали из полуталой ледяной воды. Нильс сразу же принялся за дело: он усердно искал мерзлую клюкву и бруснику. Но вот настал вечер, болото окутала такая густая мгла, что даже зоркие глаза мальчика ничего не могли разглядеть. Безлюдная дикая пустошь вселяла в него ужас. Мокрый и озябший, он забрался под крыло гусака, но уснуть не мог. Ему слышались какие-то шорохи, шелест, тихие крадущиеся шаги, дальние грозные голоса. А где-то светло и тепло… «Хоть бы одну-единственную ночь провести среди людей, — думал мальчик. — Посидеть бы немного у очага и чего-нибудь поесть. К диким гусям я мог бы вернуться еще до восхода солнца».