Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дик - Страница 4


К оглавлению

4

— Попробуй подойди, — грозилась Золотая Лилия, — попляшешь на моих рогах! Я отплачу тебе за осу, что ты запихнул мне в ухо!

— Попробуй подойди — узнаешь, каково это, когда в тебя швыряют деревянными башмаками, как ты швырял в меня летом! — вторила ей Звездочка.

Майская Роза, самая старшая и самая мудрая, гневалась больше всех.

— Попробуй подойди, я отплачу тебе за все твои проделки, за то, что ты столько раз выбивал скамеечку из-под твоей матушки, когда она садилась доить меня. И за все подножки, которые ты ей ставил, когда она несла подойник с молоком. И за все слезы, которые она пролила здесь, в коровнике, из-за тебя!

Мальчику хотелось крикнуть коровам, что он раскаивается в своей жестокости и никому никогда больше не причинит зла! Пусть только они скажут, где домовой! Но коровы даже не слушали его и бушевали по-прежнему. И он, испугавшись, как бы они не вырвались из коровника, решил, что лучше ему самому уйти.

Мальчик потихоньку выбрался снова на двор. Он совсем пал духом, так как понял — никто в усадьбе не поможет ему найти домового. Ну а что проку, если он даже найдет его?

Мальчик взобрался на широкую, заросшую терновником и ежевикой каменную ограду, опоясывавшую торп, и задумался: что будет, если ему не удастся снова стать человеком? То-то удивятся отец с матушкой, когда вернутся домой! Да и не они одни! Вся страна станет диву даваться. Из Эстра Вемменхёга, из Торпа, из Скурупа да и со всего Вемменхёгского уезда сбегутся люди, чтобы поглазеть на него, начнутся ахи да охи. Может статься, отец с матушкой повезут его на ярмарку в Чивике и будут показывать за деньги!

Нет! Только не это! Пусть никто на свете никогда его больше не увидит!

До чего же он, Нильс, несчастный! Никого нет на свете несчастнее его! Ведь он больше не человек, он — чудище!

Только теперь дошло до него, что с ним случилось.

Его лишили всего: он не сможет играть с другими мальчишками, не сможет наследовать торп после смерти родителей, и никогда не найти ему девушку, которая захочет стать его женой.

Он сидел, глядя на отчий дом, небольшой, с выбеленными стенами, весь словно прижатый к земле высокой и крутой соломенной крышей. Службы были тоже невелики, а клочки пашни такие узкие, что там едва ли удалось бы поворотить лошадь. Но как ни мал, как ни беден этот торп, теперь и он слишком хорош для Нильса! Крысиная норка под половицами конюшни — вот единственное пригодное для него жилье!

Стояла на диво прекрасная погода: небо было голубым как никогда, журчали ручьи, на деревьях распускались почки, щебетали птицы. Только Нильс был убит горем. И никогда ему больше не радоваться!

Ой, сколько в небе перелетных птиц! Возвращаясь из заморских краев, они перелетали Балтийское море, держа путь прямо на самый южный мыс Швеции Смюгехук. Теперь они направлялись на север. Среди них были, конечно, разные птицы, но Нильс узнал только диких гусей, летевших клином.

Уже не одна стая диких гусей пронеслась мимо. Они летели высоко-высоко, но он все-таки слышал, как они кричали:

— Летим в горы, на север! Летим в горы, на север!

Увидев домашних гусей, которые расхаживали по двору, дикие гуси спускались ниже и гоготали:

— Га-га-га! Га-га-га! Летите с нами! Летите с нами! В горы! На север!

Дворовые гуси невольно вытягивали шеи и прислушивались. На первых порах они благоразумно отвечали:

— От добра добра не ищут! От добра добра не ищут!

Однако с каждой новой стаей диких гусей, проносившихся мимо, их все сильнее и сильнее одолевало беспокойство.

Как, должно быть, чудесно в такую прекрасную погоду парить в воздухе, свежем, легком… И домашние гуси начали взмахивать крыльями, словно испытывая непреодолимое желание последовать за своими дикими сородичами. Но старая гусыня была настороже и всякий раз твердила:

— Не сходите с ума! Опомнитесь! Диких гусей ждут и голод, и холод!

И все же среди домашних гусей нашелся один молодой гусак, который, слушая призывный клич диких сородичей, воспылал желанием присоединиться к ним.

— Я полечу со следующей стаей! Пусть только прилетит! — сказал он.

И вот в небе показалась новая стая; дикие гуси снова стали кричать:

— Летите с нами! Летите с нами! В горы! На север!

Молодой гусак ответил:

— Подождите! Подождите! И я с вами!

Он сумел подняться в воздух, но крылья, не привычные к полету, не выдержали, и гусак камнем рухнул на землю.

Должно быть, дикие гуси услыхали его крик. Повернув, они медленно полетели назад, высматривая, не летит ли он за ними.

— Подождите! Подождите! — снова закричал, пытаясь взлететь, молодой гусак.

Все это видел и слышал мальчик, растянувшийся на каменной ограде. «Немалый будет убыток, — подумал он, — если молодой гусак улетит. То-то будут горевать отец с матушкой, когда вернутся домой и хватятся его».

Снова позабыв, как он мал и беспомощен, мальчик спрыгнул с ограды и, очутившись посреди гусиного стада, крепко обхватил гусака за шею.

— Только посмей улететь! — пригрозил он.

В этот самый миг молодой гусак, взмахнув крыльями, наконец-то взлетел. Но сбросить мальчика он уже не мог. Не успел Нильс и глазом моргнуть, как оказался высоко в воздухе. Глянув на быстро удалявшуюся землю, он похолодел от страха: если прыгнуть вниз — разобьешься насмерть.

Что ему оставалось делать? С большим трудом Нильс перебрался на гладкую, скользкую спину гусака и обеими руками вцепился в гусиные перья. Голова у него кружилась, в ушах стоял страшный гул от непрестанно хлопавших по обеим сторонам крыльев.

4