Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дик - Страница 51

Вороны же, не обращая ни малейшего внимания на его крики, стремительно мчались вперед. Но немного погодя кто-то из них захлопал крыльями, что означало: «Смотрите вверх! Опасность!» Они тут же нырнули вниз, в ельник, и, протиснувшись сквозь иглистые ветви до самой земли, усадили мальчика под густой елью. Он был спрятан так надежно, что разглядеть его не смог бы даже зоркий глаз сокола.

Пятьдесят ворон, нацелив на мальчика хищные клювы, окружили его со всех сторон.

— Может, хоть сейчас вы скажете, вороны, зачем меня похитили? — спросил он.

Но не успел он договорить, как самый большой из окруживших его ворон прошипел:

— Замолчи! А не то выклюю тебе глаза!

Ясно было, что он от своих слов не отступится, и мальчику пришлось повиноваться. Так он и сидел, не спуская глаз с ворон, а вороны — с него.

Чем дольше он на них смотрел, тем меньше они ему нравились. Отвращение охватывало его при взгляде на их перья — пыльные, неухоженные! Казалось, вороны не знают, что такое купаться или чистить перья. Их лапы были грязными-прегрязными, а в клювах виднелись остатки корма. Да, это тебе не чистюли — дикие гуси! Мальчик подумал, что они похожи на мошенников и лиходеев: такие же жестокие, хищные, вороватые и наглые с виду.

Да, ну и в разбойничью же шайку он попал!

В тот же миг Нильс услышал над головой призывный клич диких гусей: «Где ты?» — «Я здесь!» — «Где ты?» — «Я здесь!»

Он понял, что Акка вместе с другими гусями ищет его. Но не успел он им ответить, как самый большой из стаи ворон, вероятно их хёвдинг, прошипел ему прямо в ухо:

— Помни про свои глаза!

И мальчику ничего не оставалось, как молчать.

Дикие гуси, должно быть, и не подозревали, что он так близко от них, и лишь случайно пролетали над этим лесом. Еще несколько раз донеслись до него их клики, потом они замерли вдали.

«А теперь выпутывайся сам, Малыш-Коротыш! — сказал он себе. — Покажи, выучился ли ты чему-нибудь за три недели жизни на безлюдных диких пустошах!»

Немного погодя вороны стали собираться в путь: как видно, они намеревались нести его, по-прежнему держа за шиворот и за чулок. И тогда мальчик сказал:

— Может, среди вас найдется сильная ворона, которая сможет понести меня на спине? Вы так худо обошлись со мной, что я вот-вот умру. Позвольте мне ехать верхом! Я не брошусь вниз с вороньей спины, обещаю вам!

— Уж не думаешь ли ты, что нас страшно беспокоит, каково тебе? — каркнул предводитель стаи.

Но тут приковылял самый крупный и рослый из всей стаи ворон, взъерошенный, неуклюжий, с белым пером в одном из крыльев, и сказал:

— Нам же лучше, Иле — Буйный Ветер, если мы доставим Малыша-Коротыша целым и невредимым. Попробую-ка я отнести его.

— Коли тебе это под силу, Фумле-Друмле, я не против, — согласился Иле — Буйный Ветер. — Только гляди не урони его!

Это была уже победа, и мальчик снова повеселел. «Нечего падать духом, даже если тебя украли вороны, — думал он. — С такими недотепами я уж, верно, справлюсь».

Вороны полетели дальше на юго-запад Смоланда. Стояло чудесное утро, солнечное, спокойное, и птицы внизу, на земле, во все горло распевали свои свадебные песни. В высоком темном бору на верхушке ели сидел, свесив крылья, сам дрозд и распевал во все горло:

— Как ты хороша! Как хороша! Как хороша! Никого нет краше тебя! Краше тебя! Краше тебя!

И, закончив свою песню, он тотчас же принимался за нее снова.

Мальчик как раз пролетал над лесом; услыхав, что дрозд повторяет одну и ту же песенку, видимо, не зная другой, он приложил руки ко рту и закричал вниз:

— Слыхали мы такое! Слыхали мы такое!

— Кто-кто? Кто-кто? Кто-кто? Кто насмехается надо мной? — без конца заливался дрозд, пытаясь разглядеть того, кто кричал.

— Похищенный воронами! Похищенный воронами насмехается над твоей песенкой! — отвечал мальчик.

В этот миг вороний хёвдинг, повернув голову, сказал:

— Помни про свои глаза, Малыш-Коротыш!

А мальчик подумал: «Плевать мне на тебя! Я докажу, что не боюсь ворон!»

Они летели все дальше и дальше; повсюду виднелись одни леса да озера. В березовой роще сидела на оголенной ветке лесная горлица, а перед ней стоял голубок. Распушив перья, изогнув шею, он то и дело надувался так, что грудкой упирался в ветку. Голубок непрерывно ворковал:

— Ты, ты, ты — самая пригожая во всем лесу! Никого нет лучше тебя, тебя, тебя!

А над ними в поднебесье пролетал мальчик и, услыхав воркованье голубка, не смог удержаться и закричал:

— Не верь ему! Не верь ему!

— Кто-кто-кто клевещет на меня? Кто врет? — заворковал голубок, пытаясь разглядеть того, кто кричал.

— Схваченный воронами клевещет на тебя! Схваченный воронами врет! — воскликнул мальчик.

Иле — Буйный Ветер снова повернул голову к мальчику и велел ему замолчать. Но Фумле-Друмле, который нес Нильса на спине, каркнул:

— Пусть его болтает! Малые пташки подумают, что это мы, вороны, стали такими острыми на язык и веселыми!

— Не такие уж они глупые! — закаркал Иле — Буйный Ветер, но слова эти, видимо, пришлись ему по вкусу, потому что мальчику уже не запрещалось кричать сколько ему вздумается. Почти все время вороны летели над дремучими лесами. Только изредка на лесных опушках мелькали селения с маленькой церковью и жалкими лачугами. Но вот они увидели старинную, уютную помещичью усадьбу с красными стенами и крутой крышей. За усадьбой тоже поднимался лес, перед ней расстилалось озеро. Высокие клены окружали двор, в саду росли низкие и широкие кусты крыжовника. На самой верхушке флюгера сидел скворец и пел так громко, чтобы каждое его слово слышала скворчиха, сидевшая в скворечнике на грушевом дереве.