Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дик - Страница 61

— Любопытно, Ярро, что вы, утки-кряквы, станете делать на будущий год, когда Токерн осушат и превратят в пашню?!

— Что ты такое мяукаешь, Клурина! — в ужасе вскочил Ярро.

— Ах, я всегда забываю, Ярро! Ведь ты не понимаешь людские речи! Не то что мы с Цезарем! — замурлыкала кошка. — А не то бы ты услыхал, как еще вчера работники, которые приходили к хозяину, толковали, будто из озера Токерн отведут всю воду и дно его на будущий год станет сухим, как пол в нашей горнице. Куда же вы, утки-кряквы, тогда денетесь?

Услыхав кошкины слова, Ярро так разозлился, что зашипел, словно уж.

— Ты — злюка, точь-в-точь как птица-лысуха, — закричал он Клурине. — Ты хочешь натравить меня на людей! Не верю, чтоб они замыслили такое! Ведь они-то знают, что Токерн — собственность крякв! Зачем людям обездоливать и лишать родного дома тысячи птиц?! Все это ты нарочно придумала, хочешь меня запугать. Чтоб тебя задрал Горго-орел! Чтоб хозяйка отрезала тебе усы!

Но утихомирить Клурину Ярро не смог.

— Так-так… по-твоему, я лгу! — мяукнула она. — Спроси тогда Цезаря! Он тоже был вчера вечером в горнице! Цезарь никогда не врет!

— Цезарь, — сказал Ярро, — ты понимаешь человеческие речи куда лучше Клурины. Правда, она ослышалась? Подумай только, что станется со всеми нами, если люди осушат озеро Токерн и превратят его в пашни! Тогда там не будет ни водорослей, ни корма для взрослых уток, ни мокриц, ни рыбьей молоди, ни лягушек, ни личинок комаров для утят. Тогда исчезнет и тростник, где теперь могут прятаться утята, что еще не умеют летать. Уткам придется искать себе другое пристанище. А где найдешь такой приют, как на озере Токерн? Цезарь, скажи, правда ведь, Клурина ослышалась?

Пес во время беседы Ярро с кошкой вел себя как-то странно. Он не спал, но когда селезень обратился к нему, пес зевнул и, уткнувшись длинным носом в передние лапы, мигом заснул глубоким сном.

Кошка, лукаво улыбаясь, взглянула на Цезаря.

— Сдается мне, Цезарь не хочет тебе отвечать, — сказала она селезню. — Все они одинаковы, эти собаки: не желают признавать, что люди способны на несправедливость. Мне-то уж можешь поверить; я открою тебе тайну, почему они как раз теперь собираются осушить озеро. Пока вы, кряквы, одни владели озером, люди не хотели спускать воду. Ведь от вас какой-никакой, а все же прок. Теперь же утки-поганки да лысухи и разные другие птицы, непригодные для еды, захватили почти все тростниковые заросли. Зачем же людям ради них сохранять все озеро?

Ярро, и не подумав отвечать Клурине, вытянул шею и закричал Цезарю в самое ухо:

— Цезарь! Ты же знаешь, там еще столько крякв, что они тучами носятся над озером! Скажи: ведь люди не могут сделать их всех бездомными?! Скажи: это неправда!

Тут Цезарь вскочил и так набросился на Клурину, что та, спасаясь от него, прыгнула на полку.

— Я научу тебя помалкивать, когда я сплю! — прорычал Цезарь. — Неужто я не знаю, что люди собираются спустить воду из озера в нынешнем году?! Но об этом и прежде толковали уже не раз, да ничего не вышло! А такое черное дело не по мне, нет моего согласия на это! Если Токерн осушат, где я стану охотиться? Дура ты, Клурина, радуешься чужим бедам! А где ты да я станем забавляться, когда на озере не будет больше птиц?

МАНОК

Воскресенье, 17 апреля

Через несколько дней Ярро уже так оправился, что мог летать по всей горнице. Хозяйка то и дело гладила его, а малыш выбегал на двор и собирал для него первые травинки. Когда хозяйка ласкала селезня, ему не хотелось разлучаться с людьми и он готов был остаться с ними навсегда.

Но однажды ранним утром хозяйка накинула на крылья селезня какие-то силки, мешавшие ему подняться в воздух, и передала Ярро работнику, тому самому, который нашел его в усадьбе. Сунув Ярро под мышку, работник спустился с ним вниз к озеру Токерн.

Пока селезень хворал, лед уже стаял. Старый, сухой прошлогодний тростник еще окаймлял берега и небольшие каменистые островки. Но водяные растения начали давать побеги, и их зеленые верхушки уже показались кое-где на водной глади. Почти все перелетные птицы вернулись домой. Из тростника торчали изогнутые клювы кроншнепов. По воде скользили утки-поганки с новенькими пышными воротничками из перьев, спускавшимися на их прямые шеи, а бекасы тащили травку для своих гнезд.

Работник сел в лодку-плоскодонку, положил Ярро на дно и начал отталкиваться шестом от берега. Тут в лодку прыгнул Цезарь. Селезень, уже привыкший видеть от людей только добро, сказал ему, что очень благодарен работнику, который вывез его на озеро. Только незачем было опутывать его силками! Он вовсе не собирается улетать от хозяев. Цезарь не ответил. Да и вообще в то утро он был неразговорчив.

Ярро, правда, немного удивило, что работник захватил с собой ружье. Ему не верилось: неужто кто-либо из добрых людей, живших в крестьянской усадьбе, захочет стрелять птиц? Да и Цезарь говорил ему, будто люди в эту пору не охотятся.

— Охотиться сейчас запрещено, но, ясное дело, этот запрет не для меня, — гордо произнес пес.

Тем временем работник подплыл к одному из небольших, окруженных тростником островков. Он вылез из лодки, собрал сухой тростник в большую кучу, а сам спрятался за ней. Ярро же, опутанному силками и привязанному к лодке длинной веревочкой, позволили погулять по мелководью.

Вдруг Ярро заметил несколько молодых селезней, вместе с которыми он прежде не раз летал наперегонки над озером. Они были далеко, но Ярро подозвал их к себе громким кряканьем. Они ответили на его клич, и большая красивая стая крякв начала приближаться к островку. Они еще подлетали, когда Ярро начал рассказывать им о своем чудесном спасении и о людской доброте. Вдруг за его спиной прогремели два выстрела. Три утки упали мертвыми в заросли тростника, а Цезарь, бултыхнувшись в воду, подобрал их.