Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дик - Страница 8

— Мне просто хочется доказать вам, диким гусям: и мы, домашние, чего-нибудь да стоим, — ответил гусак.

— Где тебе это доказать! — насмешливо молвила гусыня-предводительница. — Какой ты мастер летать, мы уже видели. Но, может, ты силен в другом? Может, ты плавать горазд?

— Нет, и этим я похвалиться не могу, — ответил молодой гусак. Он подумал, что гусыня-предводительница все равно уже приняла решение отослать его домой, и ответил без утайки: — Я переплывал только через ров.

— Зато ты, верно, мастер бегать, — заметила гусыня.

— Где ж это видано, чтобы домашний гусь бегал! Я никогда этого не делаю, — гордо возразил гусак, чувствуя, что совсем испортил дело своим ответом.

И до чего ж он изумился, когда гусыня-предводительница сказала:

— Ты отвечаешь смело, а смелый может стать добрым спутником, даже если поначалу у него маловато умения. Ну а если мы позволим тебе остаться с нами на несколько дней, покуда не увидим, чего ты стоишь, ты согласишься?

— С радостью! — воскликнул счастливый гусак.

Тогда гусыня-предводительница, указав клювом в сторону мальчика, спросила:

— Кто это с тобой? Такого крохи я еще в жизни не видывала.

— Это мой товарищ! — ответил гусак. — Всю жизнь он пас гусей. Он, думаю, пригодится нам в пути.

— Да, домашнему гусю такой спутник-гусопас, может, и нужен, — отвечала дикая гусыня. — Как его звать?

— Имен у него много, — смутился гусак, застигнутый врасплох — он не хотел выдавать Нильса и называть его человеческое имя. — Чаще всего его зовут… Малыш-Коротыш! — наконец нашелся он.

— Он что — из племени домовых? — спросила гусыня-предводительница.

— В какое время вы, дикие гуси, обычно отправляетесь спать? — поспешно спросил гусак, пытаясь избежать ответа. — У меня уже глаза слипаются.

Гусыня, разговаривавшая с молодым гусаком, была, как видно, очень стара: льдисто-серая, как бы седая, без единого темного перышка; голова — крупнее, лапки — грубее, сильнее стерты, чем у других гусей. Перья гусыни топорщились от старости, шея была тощая, сама же она — костлявая-прекостлявая! И только глаза ее оставались неподвластны времени. Они светились ярче и казались моложе, чем у всех других гусей.

Торжественно обратилась она к молодому гусаку:

— Знай же, гусак! Я — Акка с Кебнекайсе; гусь, что обычно летит ближе всех ко мне справа, — Юкси из Вассияуре, а гусыня, что летит слева, Какси из Нуольи! Знай также, что второй гусь справа — Кольме из Сарекчёкко, вторая слева — Нелье из Сваппаваары, за ними летят Вииси с гор Увиксфьеллен и Кууси из Шангелли. И помни — все они, как и шестеро гусят, что летят в самом хвосте — трое справа, трое слева, — гуси с высоких гор, гуси из самых знатных семейств! Не вздумай считать нас бродягами, которые заводят знакомство с первым встречным. И знай, что мы не позволим делить с нами ночлег тому, кто не пожелает сказать, какого он роду-племени!

При этих словах гусыни-предводительницы мальчик поспешно выступил вперед. Его огорчило, что гусак, так бойко отвечавший, когда речь шла о нем самом, уклонился от ответа, когда дело коснулось его, Нильса.

— Я не стану утаивать, кто я такой, — сказал он. — Зовут меня Нильс Хольгерссон, я сын крестьянина-арендатора. До самого нынешнего дня я был человеком, но утром…

Закончить ему не удалось. Стоило ему только сказать, что он был человеком, как гусыня-предводительница отступила, на три шага назад, а остальные гуси и того дальше. Вытянув шеи, они сердито зашипели на мальчика.

— Это я почуяла с той самой минуты, как увидела тебя на здешнем берегу, — молвила Акка. — А теперь убирайся, да поскорее! Мы не потерпим среди нас человека!

— Быть того не может, чтобы вы, дикие гуси, боялись такого кроху, — заступился за мальчика гусак. — Завтра он, ясное дело, отправится домой, но нынче ему придется заночевать здесь, среди нас. Неужели кто-нибудь из нас возьмет грех на душу и допустит, чтобы этакий бедняга сам защищался ночью от лиса или от ласки?

Дикая гусыня снова подошла ближе, но видно было, что она с трудом преодолевает страх.

— Я научена бояться всякого, кто называет себя человеком, велик он или мал, — сказала она. — Но коли ты, белый гусак, поручишься, что этот малыш не причинит нам зла, так и быть, пусть остается на ночь! Однако же, сдается мне, наше ночное пристанище не годится ни тебе, ни ему: ведь мы собираемся заночевать на плавучей льдине посреди озера.

Этими словами гусыня надеялась поколебать решение гусака. Но не тут-то было!

— Вы очень благоразумны, раз выбрали такое надежное место для ночлега, — похвалил Мортен диких гусей.

— Ладно! Но ты в ответе за то, что этот человек завтра отправится домой.

— Тогда придется и мне с вами расстаться. Да, да, и мне тоже, — молвил гусак. — Я поклялся не бросать его.

— Ты волен лететь куда вздумается, — сказала гусыня-предводительница и, поднявшись в воздух, перелетела на льдину посреди озера. Остальные гуси один за другим последовали за ней.

Мальчик был удручен тем, что из его путешествия в Лапландию ничего не получится, и вдобавок он боялся ночевать на холодной льдине.

— Час от часу не легче, Мортен, — пожаловался он гусаку. — Мы ведь околеем с холоду на этой льдине!

Но гусак не пал духом.

— Не бойся! — утешил он мальчика. — Только собери побольше сухой травы. Сколько сможешь.

Когда Нильс набрал полную охапку сухой осоки, гусак, схватив его за ворот рубашки, перенес вместе с травой на льдину. Дикие гуси уже спали там стоя, спрятав клюв под крыло.